: Становление Великой Руси

раздробленности дало возможность русским сбросить монголо-татарское иго и

возродить независимое государство. Монгольская власть потерпела крушение,

Золотая Орда распалась. В XVI веке Россия пережила экономический расцвет и

добилась крупных внешнеполитических успехов. В правление Ивана Грозного русские

войска сокрушили Казанское и Астраханское хамства и

укрепились в Ниж­нем Поволжье. Ермак с казаками разгромил хана Кучума в

Зауралье и положил начало присоединению Сибири к России. В ходе кровопролитной

Ливонской войны Рус­ское государство заняло ряд морских портов в Прибал­тике и

основало «нарвское мореплавание», связавшее страну

с Западной Европой по кратчайшим морским пу­тям. Но война за Балтику кончилась

поражением. Рос­сия утратила все завоевания в

Ливонии.

В начале XVII века Русское государство вступило в полосу экономического

упадка, внутренних раздоров и военных неудач.

Настало Смутное время, ввергшее народ в пучину бедствий. Государство пережило

национальную катастрофу. Оно стояло на грани

распада. Внутренний конфликт подорвал силы огромной державы. Враги за­хватили

крупнейшие пограничные крепости страны — Смоленск и

Новгород, а затем заняли Москву. Бедствия породили широкое народное движение. В

лихую годину проявились лучшие черты русского народа — его стой­кость,

мужество, беззаветная преданность Родине, готов­ность ради нее жертвовать

жизнью. В час смертельной опасности народные массы встали на защиту Родины н

отстояли ее независимость. В событиях начала XVII в. Учавствовали все сословия

, и каждое выдвинуло своих вождей. Из среды бояр­ства вышли такие яркие фигуры,

как Федор-Филарет Ро­манов и Михаил Скопин-Шуйский. Дворяпство дало стране

Дмитрия Пожарского и Прокоиия Ляпунова, воль­ные казаки — Ивана Болотникова и

Ивана Заруцкого, посадские люди — Кузьму Минина, духовенство — пат­риарха

Гермогена и целую плеяду самозванцев.

Бедствия Смутного времени потрясли ум и душу рус­ских людей. Современники

винили во всем проклятых самозванцев, посыпавшихся на страну как из мешка. В

самозванцах видели польских ставленников, орудие иноземного вмешательства. Но

то была лишь полуправда. Почву для самозванства подготовили

не соседи Россия, а глубокий внутренний недуг, поразивший русско

е об­щество.

В правление Бориса Годунова дворянство добилось отмены Юрьева дня. Испокон

веку русский крестьянин, уплатив рубль «пожилого» (пошлина за «выход»), мог

покинуть своего землевладельца в последние дни осени и по первому сапному пути

отправиться на новые земли в поисках лучшей доли. Осенний Юрьев день был для

земледельца светом в окошке. В конце XVI века па кре­стьянские переходы был

наложен запрет, или, как тогда говорили, «заповедь» (отсюда—«заповедные лета»).

По­началу ни помещики, ни крестьяне не предвидели, к ка­ким последствиям

приведет отмена выхода в Юрьев день. Все думали,

что введение заповедных лет — мера временная. Крестьян тешили надеждой, что им

надо по­дождать совсем недолго — до «государевых выходных лет»,— и их жизнь

потечет по старому руслу. Но шли годы, и крестьяне начинали понимать, что их

жестоко обманули. Тогда-то в русских деревнях и родилась пол­ная горечи

поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»

Столкновение интересов феодального государства и дворянства, с одной стороны,

закрепощенных крестьян, тяглых посадских людей, холопов и других групп

зави­симых людей — с другой, явилось источником социально­го кри

зиса, породившего Смуту.

Коллизии гражданской войны затронули не только низы, но и верхи русского

общества. От времен феодаль­ной раздробленности Россия унаследовала

могуществен­ную аристократию, представительным органом которой была Боярская

дума. Московские государи принуждены были делить власть со своими боярами.

Опираясь на оп­ричнину и дворян, Иван IV попытался избавиться от опеки Боярской

думы и ввести самодержавную систему управления. Могущество знати было

поколеблено, но не сломлено опричниной. Знать ждала

своего часа. Этот час пришел, едва настало Смутное время.

Дробление древних боярских вотчин сопровождалось

увеличением численности феодального сословия и одно­временно резким ухудшением

материального положения его низших слоев. Подле знати, владевшей крупными

зе­мельными богатствами, появился слой измельчавших землевладельцем — детей

боярских. Кризис феодального сословия был преодолен благодаря созданию на

рубеже XV—XVI веков поместной системы. Ее развитие открыло

мелким служилым людям путь к земельному обог

ащению а способствовало формированию дворянства,

значительно усилившего свои позиции в XVI веке. Крупные фонды вотчинных земель

сохранились в Центре, тогда как по­местье получило наибольшее распространение в

Новгоро­де, на южных и западных окраинах государства.

К началу XVII века поместье подверглось такому же

дроблению, как и боярские вотчины в XV веке. Чис­ленность феодалов вновь

увеличилась, тогда как фонды поместных земель остались прежними. На этот раз

кризис приобрел более глубокий характер. Низшие и наиболее многочисленные

прослойки поместного дворянства оказались затронуты процессом социальной

деградации. Оску­девшие помещики не могли более служить в конных полках

(«конно, людно и оружно») и переходили в раз­ряд детей боярских—пищальников.

Многие из таких пищальников не имели крепостных крестьян, а часто и холопов,

сами обрабатывали землю, т. е. фактически вы­зывали

из феодального сословия. Не случайно главными очагами гражданской войны на

первом ее этапе стала Рязанская и Путивльская «украины», где процесс дроб­ления

поместья протекал весьма интенсивно. Во вновь присоединенных южных уездах

(Елец, Белгород, Валуй и др.) власти спешили организовать поместную си­стему,

чтобы создать себе опору в лице степных помещиков. Наряду с безземельными

детьми боярскими по­местья в «диком поле» получали казаки, крестьянские дети и

прочие разночинцы. На юге не было ни возделанных под пашню земель, ни

крепостных крестьян. Новые помещики принуждены были сами «раздирать» ковыльную

степь. В ряде уездов их привлекали к отбыванию барщины на государевой

десятинной пашне. Как и многие рязанские дети боярские большинство южных

помещиков служили пищальниками в местных гарнизонах. Кризис феодального

сословия стал одним из главных факторов гражданской войны в России. Но значение

его до сих пор недостаточно изучено. Вторжение самозванца, принявшего имя

младшего сы­на Грозного — Дмитрия, положило начало новому этапу в развитии

Смуты. Истории самозванства посвящена обширная литерату­ра. Первоначально все

внимание историков было сосредоточено на вопросе о

том, кто скрывался под личиной Лжедмитрия I. Большинство историков

придерживалось мнения, что имя сыта Грозного принял

беглый чудовский монах Григорий Отрепьев. Но самый крупный знаток Смутного

времени С. Ф. Платонов пришел к заключе­нию, что вопрос о личности самозванца

не поддается ре­шению. Подводя итог своим наблюдениям, историк с не­которой

грустью писал: «Нельзя считать, что самозванец был Отрепьев, но нельзя также

утверждать, что Отрепьев им не мог быть: истина от

нас пока скрыта». Столь же осторожной была точка зрения В. О. Клю­чевского. Как

отметил этот историк, личность неведомого самозванца остается загадочной,

несмотря на все усилия ученых разгадать ее; трудно сказать, был ли то Отрепь­ев

или кто другой, хотя последнее менее вероятно. Ана­лизируя ход Смуты, В. О.

Ключевский с полным основа­нием утверждал, что важна была не личность

самозван­ца, а роль, им сыгранная, и исторические условия, кото­рые сообщили

самозванческой интриге страшную разру­шительную силу .

Советские историки сосредоточили внимание на изу­

чении закрепощения крестьян как главной предпосылке

Первой крестьянской войны и анализе массовых выступ­лений низов за «доброго

царя». Вопрос о личности само­званцев, воплощавших идею «доброго царя»,

отступил в тень. Лозунг «хорошего царя», по замечанию И. И. Смирнова,

представлял собой своеобразную кресть­янскую утопию. Самозванство, как

подчеркивает К. В. Чистою, явилось одной из специфических и устойчивых форм

антифеодального движения в России в XVII веке. Закрепощение крестьян и

ухудшение их положения в конце XVI века, резкие

формы борьбы Ивана Грозного с боярством, политика церкви, окружив

шей престол ореолом святости,— вот некоторые факторы, бла­гоприятствовавшие

широкому распространению в народе легенды о пришествии царя-избавителя. «В

истории ле­генды о Дмитрии,— пишет К. В. Чистов,— вероятно, сыг­рало свою роль

и то обстоятельство, что угличский царе­вич был сыном Ивана Грозного и мог

мыслиться как «природный» продолжатель его борьбы с боярами,

осла­бевшей в годы царствования Федора».

Династия Ивана Калиты, внука Александра Невского, правила Московским

государством в течение почти трех­сот лет. Основы ее могущества были заложены в

то вре­мя, когда над Русью тяготело проклятие

татарского ига. При Иване III в коице XV века Россия наконец освобо­дилась от

господства иноземных завоевателей. Иван Грозоный, внук Ивана III, довершил

разгром татарских ханств, образовавшихся на развалинах. Золотой Орды. Рухнули

Казанское и Астраханское ханства. Земли в низовьях Волги, на которых чужеземные

завоеватели не­когда основали столицу Золотой Орды, оказались навсегда и

бесповоротно включены в состав единого Русского государства. Вслед за этим

Россия нанесла сокрушительный удар Крымской орде, положив конец разорительным

набегам крымцев на Москву. В Ливонской войне Иван IV не добился успеха. Но

поражение не могло уничтожить популярность, приобретенную им в годы «казанского

взятия».

В народной памяти Иван IV остался грозным, по справедливым государем. То, что

царь пролил немало крови своих подданных, ничего не меняло. Обездоленные низы

винили во всех бедах «лихих» бояр и приказных

чиновников - своих притеснителей, но не православного государя, стоявшего на

недоступной взору высоте. Госу­дарь сам казнил изменшиков-бояр,

всенародно объявлял их вины и даже обращался к народу за одобрением своих

действий. Помимо того Иван IV не раз жестоко

наказы­вал приказных судей, улич

енных во взятках и мошенни­честве. В глазах народа Иван IV был не только

пред­ставителем законной династии Ивана Калиты, но и последним царем, при

котором масса народа — феодальнозависимые крестьяне — пользовались правом

выхода в Юрьев день.

Бедствия, обрушившиеся на страну при Годунове в начале ХYII века, придали

особую прелесть воспоминаниям о благоденствии России при «хорошем» царе Иване

Васильевиче. Чем мрачнее становилось время, чем меньше оставалось надежд, тем

пышнее расцветали всевоз­можные утопии.

Иван IV был последним потомком Калиты, имевшим многочисленную семью. Его

первая жена, Анастасия Ро­манова, родила трех сыновей — Дмитрия, Ивана, Федора

I нескольких дочерей. Вторая царица, Мария Темрюковна, родила сына Василия,

последняя жена, Мария Нагая,— сына Дмитрия. Все дочери Грозного, как и царевич

Василий, умерли в младенческом возрасте. Оба Дмитрия — первенец царя и его

младший сын — погибли из-за несчастной случайности. Царевич Иван Иванович,

достигший двадцатисемилетнего возраста и объявленный наследником престола, умер

от нервного потрясения, претерпев жестокие побои от отца. Единственный внук

Грозного появился на свет мертворожденным, и в этом случае виновником несчастья

оказался царь, подверженный страшным припадкам

ярости. Род Грозного был обречен на исчезновение. Причиной послужило не только

несчастное стечение обстоятельств, но и факторы природного характера. Браки

внутри одного и того же круга знатных семей имели отрицательные биологические

последствия. Уже в середине XVI века стали явственно видны признаки вырождения

царствующей династии. Брат Ивана IV Юрий Васильевич, глухонемой от рож­дения,

умер без потомства. Сын Грозного царь Федор И

ванович был слабоумным и хилым и тоже не оставил детей. Младший сын царя Ивана

Дмитрий страдал эпилепсией. Шансы на то, что царевич доживет до зрелых лет и

оставит наследника, были невелики. Но как пер­венцу Грозного —

Дмитрию-старшему, так и его младшему сыну Дмитрию

суждена была нечаянная и преж­девременная смерть.

Царевич Дмитрий-старший родился тотчас после взятия Казани. Благочестивый

отец, поклявшийся в случае победы совершить паломничество в Кириллов монастырь

на Белоозере, взял в путешествие новорожденного младенца. Родня царевича -

бояре Романовы сопровождали богомольца, и в дни путешествия бдительно следили

за неукоснительным соблюдением церемониала, подчерки­вавшего их высокое

положение при дворе. Где бы ни по­являлась нянька с царевичем на руках, ее

неизменно поддерживали под руки двое бояр Романовых. Царская семья

путешествовала на богомолье в стругах. Боярам случилось однажды вступить вместе

с кормилицей на шаткие сходни струга. Все тут же упали в воду. Для взрослых

купание в реке не причинило вреда. Младенец же Дмитрий захлебнулся, и откачать

его так и не уда­лось. В честь первенца Иван IV назвал именем Дмитрий младшего

сына. Умирая, царь передал трон любимому сыну Федору, а Дмитрию выделил

удельное княжество со столицей в Угличе. Федор отпустил младшего брата на удел

«с ве­ликой честью», «по царскому достоянию». В проводах участвовали бояре,

двести дворян и несколько стрелец­ких приказов. Царице было назначено

содержание, при­личествовавшее ее сану. Но никакие почести не смогли смягчить

унижение вдовствующей царицы. Удаление Нагих из столицы за неделю до коронации

Федора имело символическое значение. Власти не пожелали, чтобы вдова-царица и

ее сын присутствовали на коронации в качестве ближайших родственников царя.

Прошло несколько лет, и Борис Годунов, управляв­ший государством от имени

недееспособного Федора, прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского. Дьяк был

наделен самыми широкими полномочиями. Факти­чески царевич Дмитрий и его мать

царица Мария Нагая лишились почти всех прерогатив, которыми они облада­ли в

качестве удельных владык. Битяговский контролировал все доходы, поступавшие в

удельную казну.

Дмитрий-младший погиб в Угличе 15 мая 1591 года. Согласно официальной версии,

он нечаянно нанес себе рану, которая оказалась смертельной. Комиссия боярина

Шуйского, расследовавшая дело по свежим следам, при­шла именно к такому

заключению. «Обыск» (следствен­ное дело) Шуйского сохранился до наших дней. Но

вид неловко разрезанных и склеенных листов давно вызывал подозрения у

историков. По слухам, царевич Дмитрий был злодейски зарезан людьми,

подосланными Борисом Годуновым. Версия на­сильственной смерти Дмитрия получила

официальное признание при царе Василии Шуйском и

при Романовых. Она оказана огромное влияние на историографию. Это влияние

сказывается и по сей день.

Смерть Дмитрия Угличского сопровождалась бурными событиями. В Угличе

произошло народное восстание. Подстрекаемые царицей Марией и Михаилом Нагим

угличане разгромили Приказную избу, убили государева дьяка Битяговского, его

сына и др. Четыре дня спустя в Углич прибыла следственная комиссия. Она

допросила сто сорок свидетелей. Протоколы допросов, а также заключедше комиссии

о причинах смерти Дмитрия сохра­нились до наших дней. Однако существует мнение,

что основная часть угличских материалом дошла до нас в ви­де беловой копии,

составители которой то ли ограничи­лись простой перепиской имевшихся в их

распоряжении черновых документов, то ли произвели из них некую вы­борку, а

возможно, и подвергли редактированию. Тща­тельное палеографическое исследование

текста «обыска», проведенное сначала В. К. Клеймом, а затем А. П. Богдановым, в

значительной мере рассеивает подозрения насчет

сознательной фальсификации следственных мате­риалов в момент составления их

беловой копии . Основ­ной материал переписан семью разными почерками. Входившие

в комиссию подьячие провели обычную ра­боту по подготовке следственных

материалов к судопроизводству. В подавляющем большинство случаев показа­ния

свидетелей-угличан отличались краткостью, и подья­чие, записав их, тут же

предлагали грамотным свидете­лям приложить руку. По крайней мере двадцать

свиде­телей подписали па обороте свои «речи». Их подписи строго

индивидуализированы и отражают разную степень грамотности, довольно точно

соответствовавшую их общественному положению и роду зан

ятий. В следственную комиссию вошли очень авторитетные лица, придержи­вавшиеся

разной политической ориентации. Скорее всего, по инициативе Боярской думы

руководить расследовани­ем поручили боярину Василию Шуйскому, едва ли не самому

умному и изворотливому противнику Годунова, незадолго до этого вернувшемуся из

ссылки. Его помощ­ником стал окольничий А. П. Клешнин. Он поддерживал дружбу с

правителем, хотя и доводился зятем Григорию Нагому, состоявшему при царице

Марии в Угличе. Вся практическая организация следствия лежала на главе

Поместного приказа думном дьяке Е. Вылузгине и его подьячих. По прошествии

времени следователь В. Шуйский не раз менял свои показания о

тносительно событий в Угличе, но комиссия в целом своих выводов не

пере­сматривала.

Составленный следственной комиссией «обыск»

сохра­нил не одну, а по крайней мере две версии гибели царе­вича Дмитрия.

Версия насильственной смерти всплыла в первый день дознания. Наиболее энергично

ее отстаи­вал дядя царицы Марии Михаил Нагой. Он же назвал убийц Дмитрия: сына

Битяговского — Данилу, его пле­мянника — Никиту Качалова и др. Однако Михаил не

смог привести никаких фактов в подтверждение своих обвинений. Его версия

рассыпалась в прах, едва загово­рили другие свидетели. Когда позвонили в

колокол, по­казала вдова Битягойского, «муж мой Михаиле и сын мой в те поры ели

у себя на подворьишке, а у него ел священник...

Богдан». Поп Богдан был духовником Гри­гория Нагого и изо всех сил выгораживал

царицу и ее братьев, утверждая, что те не причастны к убийству дьяка,

погубленного посадскими людьми. Хотя показания попа откровенностью не

отличались, он простодушно подтвердил перед Шуйским, что обедал за одним столом

с Битяговским и его сыном, когда в городе ударили в на­бат. Таким образом, в

минуту смерти царевича его «убийцы» мирно обедали у себя в доме вдалеке от

места преступления. Они имели стопроцентное алиби. Пре­

ступниками их считали только сбитые с толку

люди.

Показания свидетелей позволяют выя

снить еще один

любопытный факт: Михаил Нагой не был очевидцем

проишествия. Он прискакал во дворец «пьян на

коне», «мертв пьян», после того как ударили в колокол.

Протрезвев, Михаил осознал, что ему придется держать

ответ за убийство дьяка, представлявшего в Угличе особу

царя. В ночь перед приездом Шуйского он велел

пре­данным людям разыскать несколько ножей и палицу

и подложить их на трупы

Битяговских, сброшенные в ров городской стены.

Комиссия, расследовавшая дело по свежим следам,

без труда разоблачила этот подлог. Городовой приказч

ик Углича Русин Раков по

казал, что он взял у посадских людей в Торговом ряду два ножа и принес их к

Нагому, а тот велел слуге зарезать курицу и вымаз

ать ее кровью оружие. Михаил Нагой был изобличен,

несмотря на запирательство. На очной ставке с

Раковым слуга Нагого, резавший курицу в чулане, п

од­твердил показания приказчика. Михаила Нагого око

нча­тельно выдал

брат Григорий, рассказавший, как о

н до­ставал из-под замка «

ногайский нож» и как изгото

влены были другие «у

лики».

Версия нечаянного самоубийства Дмитрия исходила

от непосредственных очевидцев происшествия. В

полдень 15 мая царевич под набл

юдением взрослых

гулял с ребятами на

заднем дворе и играл ножичком в тычку.

При тем находились

боярыня Волохова, кормилица

Армна Гучкова, ее сын

Баженко, молочный брат цар

евича, постелиница

Марья Колобова, ее сын Петрушка и еще два

жильца (придворные служители,

отобранные свиту царе

вича из числа его сверстников).

Шуйский придавал показаниям мальчиков

исключительное значение

и допрашивал их с

особой тщательностью.

Прежде всего он выяснил ,

«кто в те поры за царевичем были». Жильцы отвечали,

что «были за царевичем

в те поры только они, четыре

человеки, да кормилица, да постелница». На за­

данный «в лоб» вопрос, «были ли в те поры за цар

евичем Осип Волохов и

Данило Битяговский», они дали

отрицательный ответ. Мальчики прекра

сно знали людей, о кото­рых их спрашивали (сы

н дьяка был их сверстником,

Волохов и Качалов служили жильцами в свите

цареви-ча и были постоянными товарищами их игр). Они кратко

, точно и живо рассказали о том, что произошло

на их глазах: «

...играл-де царевич в тычку

ножиком с ними на заднем дворе, и

пришла на него болезнь — падучей не­дуг — и

набросился на нож».

Может быть, мальчики

сочинили историю о болезни царевича в угоду

Шуйскому? Такое предположение убеди­тельно опровергается показаниями

взрослых свидетелей.

Трое видных служителей

царицына двора — подключники Ларионов, Иванов и

Гнидин — показали следую­щее: когда царица села обедать, они стояли «в верху

за поставцом, ажно, деи, б

ежит в верх жилец Петрушка Ко­

лобов, а говорит: тешился, деи, царевич с нами

на дворе в тычку ножом и пришла, деи, на него

немочь падучая... да в ту пору, как

ево било, покололся ножом сам и отто­го умер»

, итак, Петрушка Колобов сообщил комиссии то же

самое, что и дворовым служителям через несколь­ко минут после гибели Дмитрия.

Показания Петрушки Колобова и его товарищей

под­твердили Марья Колобова, мамка Волохова и

кормилица Тучкова. Свидетельство кормилицы

отличалось удиви­тельной и

скренностью. В присутствии царицы и

Шуйского она назвала

себя виновницей несчастья:

«...она то­го не уберегла, как пришла на

царевича болезнь черная... и он

ножом покололся...»».

Спустя некоторое время нашелся восьмой очевидец гибели царевича. Приказной

царицы Протопопов на до­просе показал, что услышал

о смерти Дмитрия от ключ­ника Толубеева. Ключник,

в свою очередь, сослался на стряпчего Юдина. Всем троим тотчас устроили очную

ставку. В результате выяснилось, что в полдень 15 мая Юдин стоял в верхних

покоях «у поставца» и от нечего делать смотрел в окно, выходившее на задний

двор. По словам Юдина,

царевич играл в тычку и .накололся

на нож, а «он (Юдин) ... в те поры стоял

комиссии. Если бы его не вызвали на допрос, о

н так ничего бы и не сказал.

Версия нечаянной гибели царевича содержит два

момента, каждый из которых поддается всесторонней про­верке. Во-первых,

болезнь Дмитрия, которую свидетели называли «черным н

едугом», «падучей: болезнью», «не­мочью падучею». Судя по описаниям припадков и

их периодичности,

царевич страдал эпилепсией. Как утверж­дали свидетели,

«презже тово... па

нем (царевиче) была ж та болезнь по месяцем

беспрестанно». Сильпый припадок случился с Дмитрием пример

но за месяц до его

кончины. Перед «великим днем», по

казала мамкаВолохова, царевич во время приступа

«объел руки Андрееве дочке

Нагова, едва у него... отн

ели». Андрей Нагой подтвердил это, сказав, что Дмитрий «ныне в ве­

ликое говенье у дочери его руки переел», а прежде «руки едал» и у него, и у

за что нопадетца». О том

же говорила и вдова

Битяговкого: «Многажды бывало, как

ево (Дмитрия) станет

бити тот недуг и станут ево держати

Ондрей Нагой и кормилица и

боярони, и он... им руки кусал или, за что ухватил зубом, то объе

ст».

Последний приступ эпилепсии у царевича длился не­с

колько дней. Он начался во вторник. На третий день

царевичу «маленько стало полехче», и мать взяла

его к обедне, а потом отпустила на двор погулять. В субботу

Дмитрий второй раз вышел на прогулку, и тут у него

внезапно возобновился приступ.

Во-вторых, согласно версии о самоубийстве,

царевич в момент приступа забавлял

ся с ножичком. Свидетели описал забаву

подробнейшим образом: царевич «играл через черту н

ожом», «тыкал ножом», «ходил по двору, тешился

сваею) (остроконечный

нож..) в кольцо». Правила игры были несложными: в очерч

енный па земле круг иг

равшие поочередно втыкали нож, который следовало

взять за острие лезвием

вверх и метнуть так ловко,

чтобы он, описав в

воздухе круг, вот

кнулся в землю торчком.

Следовательно, когда с царевичем случился

при­падок, в руках у него был остроконеч

ный нож. Жильцы, стоявши

е подле Дмитрия, показали, что о

н «набро­сился

на нож». Василиса Волохова

описала случившееся еще точ

нее: «...бросило

его о землю, и тут царевич сам

себя ножом поколол

в горло». Остальные очевидцы ут­верждали, что

царевич напоролся па н

ож, «бьючися» или «летячи»

на землю. Таким образом, все очевидцы гибели Дмитрия

единодушно утверждали, что эпилептик уколол себя в горло, и расходились

только в одном: в какой именно момент царевич

уколол себя ножом --

при паде­нии или во время конвульсий на земле. Могла

ли небольшая рана повлечь за собой гибель ребе

нка? На шее неп

осредственно под кожным покровом находятся сонная

артерия и яремная вена. При повреждении одного из

этих сосудов смертельный исход неизбежен. Прокол яремной вены влечет за собой

почти мгновенную смерть, при кровотечении из сонной

артерии агония может за­тянуться.

После смерти Дмитрия Нагие сознательно

распрост­ранили слух о том, что царевича зарезали подосланные Годуновым люди.

Правитель Борис Годунов использовал первый же

подходящий случай, чтобы предать Нагих суду. таким случаем явился пожар Мо

сквы. Обвинив Нагих в поджоге столицы, власти

заточили Михаила На­гого и его братьев в тюрьму, а вдову Грозного насильно

постригли и отправили «в место пусто»— на Белоозеро.

В момент смерти Дмитрия никто из современников не

подозревал о том, что десять лет спустя «убие

н­ному младенцу» сужден

о будет стать героем народн

ой утопии.

Выбор имени первого на Руси «доброго царя

»— героя легенды — был во многих отношениях

случайным. Даже среди

столичного народа очень немногие видели младше­го сына Грозного. В небольшом

городе Угличе его знали лучше. Но там очень м

ногим было известно, что царевич унаследовал от отца его жестокость. Дики

е забавы Дмит­рия приводили в смущение современ

ников. Восьмилетний мальчик приказывал товарищам игр лепить снежные фи­гуры,

называл их именами первых бояр в государстве, а зате

м рубил им головы или четвертовал. Дворянские

писатели осуждали подобн

ые «детские глумления». Одна­ко в народе жестокость

по отношению к «лихим» боярам воспринималась совсем иначе. Дмитрий обещал стать

таким же хорошим царем, как и его отец. Подверженные суе

вериям современн

ики считали, что больные эпилеп­сией («черным н

едугом») одержимы нечистой силой. Цар

евич Дмитрий страдал жестокой эпилепсией. Но это не пом

ешало развитию легенды о добром царевиче. Борис Году

нов запретил по

минать имя Дмитрия в молитвах о здравии членов царской семьи на том

основании, что царевич, рожденный в шестом браке ,был , по тогдашним

представлениям незаконнорожденным. Но в годы Смуты об этом забыли.

Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в на­ро

ды. Но в Москве правил

законный царь, и династиче

­ский допрос никого не

занимал. Но едва царь

Федор умер и династия

Калиты пресекл

ась, имя Дмитрия вн

овь появилось на устах.

В период короткого междуцарствия после смерти

Федора литовские лаз

утчики подслушали в Смоленске и записали молву, в

которой можно было угадать все последующие события

Смутного времени. Толки были па редкость

противоречивыми. Одни говорили, будто в Смоленске были подобраны письма от

Дмитрия, известившие жителей, (то «он у

же сделался великим князем» на Москве. Другие

толковали, что появился не царевич, а самозва

нец, во всем очень похожий на покойного князя

Дмитрия». Борис будто бы хотел выдать самозванца

за истинного царевича, чтобы добиться его избрания

па трон, если не захотят избрать его самого.

Молва, подслушанная в Смоленске, носила

недостоверный характер. Боярин Нагой, говоря о смерти Дмит­

рия, будто бы сослался на мнение своего соседа

«астраханского тиуна» (слуги) Михаила Битяговского.

«Тиуна» вызвали в Москву и четвертовали после того,

как он под пыткой

признался, будто сам убил Дмитрия .

Лазутчики записали, скорее всего, толки

простонародья, имевшего самые смутные представлени

я о том, что происходило в столич

ных верхах. Низы охотно

верили слухам, порочившим правителя Бориса Годунова

проникнутым живым сочувствием к Романовым.

Может быть, их распускали сами Романовы или близкие к ним люди? Ответить на

этот вопрос трудно. В

народных толках о младшем сыне Грозного невозможно

уловить никаких похвал в его адрес. О том, что царевич

жив, говорили как бы мимоходом, без упоминаний о

его достоинствах, закон

ных правах и пр. Куда подробнее обсуждали втору

ю версию, согласно которой «Дмитрий» был

самозванцем и пешкой в политической игре

правителя.

Итак, борьба за обладание троном и вызванные ею

политические страсти, а не крестьянская утопическая

идея о «добром царе» оживили тень Дмитрия. После из

брания Бориса на трон молва о самозва

нном царевиче смолкла. Зато слух о спасении

истинного Дмитрия — доброго царя» — в народе получил самое широкое

распространение. Служилый

француз Я. Маржарет,

прибывший в Москву в 1600 году , отметил в своих записках : « Прослышав в

1600 году молву , что некоторые считают Дмитрия Ивановича живым , он (Борис) с

тех пор целые дни только и делал , что пытал и мучил

по этому поводу ». Оживление толков о Дмитрии

едва ли следует связы­вать с заговоро

м Романовых. Эти бояре пытались

запо­лучить корону в качестве бли

жайших родственников по­следн

его законного царя Федора. Поя

вление «законного»

наследника могло помешать осуще

ствлению их планов. Совершенно очевидно, что в

1600 году у Романовых было столь же мало ос

нований готовить самоз

ванца Дмитрия, как у Бори

са Годунова в 1598 году.

Если бы слухи о царевиче распространял тот или

иной боярский круг, покон

чить с ними для Годунова бы­ло бы нетрудно. Трагизм

положения заключался в том, что мол

ва о спасении младшего сына Грозного

проникла в народную

толпу, и потому н

икакие гонения не могли искоренить ее. Народные

толки и ожидания создали поч­ву для появления

самозванца. В свою очередь, деятель­ность

самозванца оказала огромное воздействие на дал

ь­нейшее развитие народных утопий.

Самозванец объявился в пределах Речи

Посполитой в 1602—1603 годах. Им немедленно

заинтересовался По­сольский приказ. Не позднее

августа 1603 года Борис обратился к первому покро

вителю самозванца

князю Острожскому с

требованием выдать «вора». Но «вор» уже пе

реселился в имение Адама Вишневецкого.

Неверно мнение, будто Годунов назвал самозванца

первым попавшимся именем. Разоблачению

предшествовало самое тщательное рассл

едование, после которого в Москв

е объявили, что имя царевича принял беглый

чернец Чудова монастыря Гришка, в миру - Юрий

Отрепьев.

Московским властям нетрудно было установить исто­рию беглого

чудовского монаха. В Галиче жила вдова

Варвара Отрепьева, мать Григория, а родной дядя Смир­ной Отрепьев служил в

Москве как выборный дворянин. Смирной преуспел при нов

ой династии и выслужил чин стрелецкого головы. Наканун

е бегства племянника он

был «голова у стрельцов».

Как только в ходе следствия всплыло имя

Отрепьева, царь Борис вызвал Смирного к себе.

Власти использовали показания Смирного и прочей родни Отрепьева и в ходе

тайного расследования, и при публичных

обличениях «вора». Как

значилось в Разрядных книгах, Борис по

сылал в Литву «в гонцех на

обличенье тому вору

ростриге дядю ево родного

галеченина Смирного

Отрепьева». Современник

Отрепьева тро­ицкий монах Авраам

ий Палицын определенно

знал, что Гришку обл

ичали его мать, родные брат и дядя и, нако­нец, «.

род его галичане вси ».Моско

вские власти сконцентриров

али внимание на двух моментах биографии Отрепьева: его насильственном

пострижении и соборном осуждении «вора» в моско

вский период его жизни. Но в их объясне

ниях по этим пунк­там были серьезные неувязки. Одна версия и

злагалась в дипломатических наказах,

адресованных польскому дво­ру. В них значилось букваль

но следующее: Юшка От­репьев

бегал от отца многажда, н

заворо

вался, постригсе у

черницы..,».

Нетрудно

установить, с чьих слов был составлен

этот убийственный отзыв о Юрии

Отрепьеве. Незадолго до посылки

наказа в Польшу в Москву вернулся Смирной

Отрепьев, ездивший

за рубеж по заданию Посольского приказа для

свидания с Гр

игорием-Юр

ием. С его слов, очевидно, и была

составлена назидательн

ая новелла о беспутном

­ступил. от бога, впал в

ересь и в чорнокнижье, и призывал духов нечистых

и отреченья от бога у

него выня­ли». Узнав об этих престу

плениях, патриарх осудил его на пожизненное

заключение в тюрьму.

Посольский приказ

фальсифицировал биографию От­репьева в

двух самых важных пунктах. Цели фальсифи

­кации предельно ясны. Посол

ьскому приказу важно было представ

ить Отрепьева как од

иночку, за спиной

которого не было никаких серьезных сил

., а заодно изобразить его изобличенным

преступником, чтобы иметь основание п

о­требовать от поляков выдачи

«вора».

С дружеским венским двором царь поддерживал куда более доверительные

отношения, чем с польским. Поэто­му в письме к

императору Борис позвол

ил себе некото­рую откровенн

ость по поводу Отрепьева. Русский ориги­

нал послания Бориса австрийскому императору 1604 года хранится в Венском

архиве и до сих пор не опубликован.

Приведем здесь полностью разъяснения царя по

поводу личности Отрепьева. До своего пострижения, утверждал Борис,

Юшка «был в холопях у дв

орянина нашего у Ми­хаила Романова и, будучи у него,

учал воровати, и Михаил

за его воровство велел его збити

з двора, и тот страдник учал пуще прежнего воровать, и за то его во­ровство

хотели его повесить, и он от тое смерт

ные казни сбежал, постригся в дальних

монастырях, а назвали его в

атьев — знаменитых бояр Федора и Александра

Никитичей Романовых, а указал на млад­шего брата Михаила, которого мало кто з

нал даже в России и который двумя годами ранее умер в царской тюрьме? В

венском наказе видно

то же настойчивое стремление, что и в польском.

Царские дипломаты ста­рались ра

ссеять подозрения

относительно возможной поддержки самозва

нца влиятельными боярами. От поля­ков вовс

е скрыли, что Отрепьев служил Романову. Авст­рийцев уб

еждали в том, что Романов не был пособ

ником «вора», а напротив, изгнал его за вор

овские проделки.

Внутри страны появ

ление самозванца долго з

амалчи­валось. Толки о н

ом пресекались бес

пощадным образом. Наконец Лжедмитрий вторгся в

проделы страны, и мол­чат

ь стало невозможно.

том бою, но посланная против него

многочисленная армия не могла изгнат

ь его из пределом

страны. Попытки пр

едставить Отрепьева

юным негодяем,

которого пьянство и воровство довели до мо

настыря, никого боль­ше не могли убедить.

Дипломатическая ложь рушилась сама собой.

Патриаршие дьяки принуждены были более строго

следовать фактам. Патриарх Иов известил паству о том, что О

многим монастырям», позже служил у него, патриарха, «а после того сбежал в

Литву с товарищами своими, с

видно, патриарх умышленно не называл имени

окольничего Михаила: он хотел бросить тень разом и

на старших Романовых! Но подобные побужде

ния имели все же второстепенное зна­чение. Царские опалы, казалось бы,

навсегда покончили с могуществом Романовых: старший из братьев принял

монашество и сидел под стражей в глухом монастыре, т

рое других погибли в ссылке. Никто

не предвидел, что

один из уцелевших сыновей Никитичей взойдет со вре­мен

ем на трон.

Посольский приказ старался скрыть от иноземцев

оп­ределенную связь между пострижением Отрепьева и

службой его опальным Романо

вым. Но уже в разъяс

не­ниях патриарха можно

уловить намек на такую с

вязь.

После смерти Годунова и гибели Лжедмитрия I царь

Василий Шуйский про

извел новое дознание по поводу

самозванца. Его следователи имели одно важное

преиму­щество перед Борисовыми

, они видели самозва

нца наяву. Новый царь опубликовал результаты

расследования с большими подробностями, чем Борис.

Его разъяснения при польском дворе отличались

сдержанностью. Любые неточности могли быть легко

опровергнуты в Кракове. Между тем самый

вопрос о самозванц

е приобрел теперь

государственное значение

.

В инструкциях дипломатам Посольский приказ боль­ше не скрывал факта службы

Отрепьева у Романовых. На этот раз царские дьяки

сообщили полякам даже бо

льше, чем Патриаршая канцелярия. Юшка, писали о

ни, «был в холопах у бояр у Микитиных детей

Романо­вича и у князя Бориса

Черкаскова и, заворовався, по­стриг

ся в чернцы...». Точности ради дьяки должны

были указать, что Отрепьев служил окольничему Михаи

лу и не имел отношения к Филарету и другим Никитичам, в то время вер

нувшимся в Москву. Заявления насчет свя­зи самозванца со всей романовской

семьей имели полити­ческую подоплеку. Едва приверженцы

Шуйского выкрик­нули на площади имя нового царя,

как в боярской среде возн

ик заговор. К нему примкнули Никитичи, не оста­в

ившие надежды занять трон. Тогда на их голову

посы­пались удары. Филарет Романов, которого нар

екли в пат­риархи, лишился сана. Царская

немилость обрушилась

и на ближайших родственников Филарета — князей Камских.

В царских наказах Отрепьев

назван боярским холопом. Можно ли верить этому

?. Юрий Отрепьев поступи на службу к Михаилу

Романову как добровольный

слуга. Однако царское уло

жение о холопах 1597 года

предписывало всем господам в принудительном

порядке составить кабальные грамоты на всех добровольных «холопов»,

прослуживших у них не мене

е полугода. Боярин Черкасский стоял в боярс

кой иерархии значительно

выше молодого окольничего Михаила Романова.

Поэтому Юрий Отрепьев имел причи

ны для перехода во двор к Ч

еркасскому. Там он, возмо

е прилично вспоминать

этот факт из биографии вора и богоотступника.

Поэтому история пострижения Юрия

Отрепьева получила совершенно превратное

истолкование в поздних летописных сочине

ниях. Автор «Иного сказания»

сочинил романтическую ска

зку о том, как четырнадцатилетний

Юшка случайно повстречал в Москве

безвестного вятско

го игумена Трифона и

под влиянием

душеспасительной беседы с

ним принял схиму.

0тзвук подлинных событий находим в одном

компилятивном сказании, автор которого изложил причины

пострижения Юрия следующим образом. Царь Борис

послал в заточение и на смерть великих бояр

Федора Никитича Романова и Бориса

Камбулатовича Черкасского. Юшка часто приходил

в дом к Черкасскому и был у него в

чести «и тоя ради вины па

него царь Борис негодова, той

же лукав сын вскоре избежа

в от царя, утаився во еди

н монастырь и постр

ижеся...

».Автор сказания усердно

пытался смягчить неприятные для повой ди

настии факты. 0н умалчивает о то

м, что Юшка служил Михаилу Никитичу Рома

нову и его шурину Черкасскому. Юшка

будто бы лишь захаживал на двор к боярину Борису

Черкасскому и от него «честь приобретал». Как бы то ни было,

но в намеках сказания все же

проглядывается истин

а. Юшка не зат

ерялся среди многочисленной

холопской дворни,а сделал карьеру при дворе

боярина Черкасско вошел у

него «в честь». При боярских дворах дети боярские

такого ранга и происхождения служили обычно

дворецкими, конюш

ими, воеводами в боярских городах.

После ареста Романовых и Черкасского их слуга

Юрий Отрепьев, не желая разделить участь своих го

спод, постригся в

монахи и взял имя Григорий. За пострижением

последовали скитания по

монастырям. Этот период

жизни чернеца Григория Отрепьева стал предметом

всевозможных легенд.

Поздние летописи противоречат друг другу, едва

только начинают перечислять

обители, в которых побывал новоиспеченный мо

нах. Современники

не знали толком, где постригся Юшка Отрепьев.

Автор «Нового летописца»,

близкий к Филарету Романову, откров

енно признается, что Юшка «во младости пострижеся

на Москве, не вем где».

И даже Посольский приказ,

расследовавший дело по свежим следам, не мог

добиться истины. При Шуйском

установили только, что постригал

Юшку «с Вятки игумен Трифон». Обряд был

совершен, как видно, в спешке на каком-нибудь мона

стырском подворье.

Посольский приказ был лучше всего осведомлен о

столичном периоде жизни Григория. Имея под рукой

множество свидетелей, приказ смог установить

срок пребывания чер

неца в кремлевском Чудове монастыре. Отепьев,

значилось и посольской справке, был «в Чюдове

мошастыре в дияк

онех з год». Это

известие следует при­н

ять единственной достоверной хро

пологи

ческой вехой ранней биографии Отр

епьева.

Если теперь обратиться к сказа

ниям современников, то увидим, каки

е любопытные м

етаморфозы претерпевали в

них сведения о

чудовском периоде ж

изни Отрепьева. Один

из летописцев сообщал, будт

Григорий два лета стоял на клиросе в

Чудовском монастыре, а потом служил во дворе у

патриарха более года. Тенденция

приведенных свидетельств очевидна. Летописцы

продлили срок пребывания Отрепьева в столичном монастыр

е с одного года до двух лет. Аналогичным

образом современники описывали

«житие» монаха Григория в п

ровинциальных обителях. По свидетельству

«Нового летописца», черн

ец Отрепьев жил год в

Спасо

-Ефимьеве монастыре и еще

«двенадесять недель»

в соседнем монастыре на

Куксе. По словам другого ле

тописца, Григорий

прибыл «во обитель Живоначальные Троицы на

Железный Борок,

ко Иякову святому и в том

монастыре постризается, и

пребыша ту три лета». Летопис

ец ошибся, назвав

монастырь на Железном Борку Троицким . На самом

деле то был монастырь Иоанна Предтечи. Ошибка

выдает малую осведомленно

сть авто­ра летописи.

Пребывание в провинциальных монастырях явилось

в действительности лишь кратким эпизодом в жизни Григория Отрепьева. В

посольской справке, составле

нной при Василии Шуйском, сообщалось без осо

бых подроб­ностей о том, что «был он Гришка в черницах в

Суздале в Спасском в

Ефимьеве монастыре и в Галиче у Иоанна

Предтечи и по иным монастырем...». Но в справке не

сказано, сколько времени провел Отрепьев в провин

ци­альных монастырях. Заполнить этот пробел помогае

т осведомленный современник — а

втор «Повести 1626 го­да». Он категорически у

тверждае

т, что до водворения в столичном монастыре Григорий носил рясу очень

не­долго. «По мало же

времяни пострижен

ия своего изыде той черн

ец во царствующий град

Москву и тамо

не жи­тельствовал в провинциальных монастырях, а б

егал по ним.

Приведенные факты

позволяют установить глав

ней­шие даты в жизни 0

трельева. Чудовский

монах отпра­вился в

Литву в феврале 1602 года, после того как про­был

год в Чудове монастыре. Следо

вательно, он обосно­вался в Чудове в начале

1601 года. Если верно, что Отрепьев прибыл в

Москву «по мало времени» (вскоре) после сво

его пострижения, значит, он постригся в

конце 1600 года. Именно в это время Борис Годунов

разгромил заговор бояр Ромашовых и Черкасоких.

Приведенные факты полностью подтверждают версию, согласно кото­рой Отрепьев

принужден был уйти в монастырь в

связи с гонениями на

Ромаловых ноябре

1600 года. В то вре­мя Отрепье

ву было примерно двадцать лет. По понятиям XVI века молодые люди достигали

совершеннолетия и поступали на службу в пятнадцать лет. Это значит, что до

своего пострижения Григорий успел прослужить на б

самозванца Го­дунов сказал в лицо боярам, что это

их рук дело и заду­ман

о оно, чтобы свергнуть его.

Известный исследователь Смуты С. Ф.

Платонов воз­лагал ответственность на бояр Романовых и Черкасски

х. «...Подготовку самозванца,- писал он,-

можно приписы­вать тем боярским домам, во дворах которых служивал Григорий

Отрепьев». Но это не более чем гипотеза.

От­сутствуют какие бы то ни было данные о непосредствен­

ном участии Романовых в подготовке Лжедмитрия. И все же следует иметь в

виду, что именно на службе у Рома­новых и Черкасских сформировались

политические взгля­ды Юрия Отрепьева. Под влиянием Никитичей и их род­

ни Юшка увидел в Борисе узурпатора и проникся

нена­вистью к «незаконной» ди

настии Годуновых.

Множество признаков указывает на то, что

самозванческая интрига родилась не на подворье

Романовых, а в стенах Чудова монастыря. В то время Отрепьев уже ли­шился

покровительства могущественных бояр и мог рас­считывать только на свои силы.

Авторы сказаний и повестей о Смутном времени

утверждали, что именно в Чудове монастыре инок Григорий «начал в сердце своем

помышляти, како бы ему

достигнути царскова престола», и сам сатана

«обещал ему царствую

можность бесе­довать с

м.онахпм

и Чудова монастыря, хорошо знавшими черного

дьякона Отрепьева. С

их слов он записал следу­юще

е: «Ото многих же чудовских старц

ев слышав, яко (чернец Григорий.)

смехотворно глаголаше

правительственных учрежде­

ний, давно оказался в водовороте политических страстей. Благочестивый царь

Иван IV желчно бранил чудовских старцев за то,

что они только по одежде иноки, а творят все, как

миряне. Близость к высшим властям наложила особый

отпечаток па жизнь

чудовской братии. Как и в верхах, здесь царил раскол. Среди чудовской братии

можно было встретить и знать и мелких дворян. Были

среди них

добровольные иноки. Но большинство

надело монашеский клобук поневоле

, потерпев

катастрофу па житейском поприще. Вступив на порог Чудова монасты­ря, чер

нец Григорий вскоре же попал в компанию Варлаама

Яцкого и Михаила

Повадьина, которые в

недавнем прошлом владели мелкими поместьями и не

сли службу как дети боярские. Как и Отрепьев, о

ни принадлежали к числу противников выборной земской династии

Годуновых.

Монахи, знавшие Отрепьева, рассказывали, будто в Чудове «окаянный Гришка

многих людей вопрошаше о убиении царевича Дмитрия

и проведаша накрепко». Од­нако можно догадаться,

что Отрепьев знал об угличских событиях не только

со слов чудовских монахов. В Угличе жил

и его близкие родственники.

Учитывая традиционную систему мышления, господ

­ствовавшую в средние века, труд

но представить, чтобы чернец, при

нятый в столичный монастырь «ради бедности и си

ротства», дерзнул сам по себе выступить с прете

н­зиями на царскую корону. Скорее всего, он

действовал по подсказке людей, остававшихся в

тени.

В Польше Отрепьев наивно рассказал, как некий

мо­нах узнал в нем

царского сына по осанке и «героическо­му нраву».

Безыскусность рассказа служит известной порукой его достоверности.

Современники записали слу­хи о том, что мо

нах, подучивший Отрепьева, бежал с ним в Литву

и оставался там при нем.

Московские власти уже при Борисе об

ъявили, что у «вора» Гришки Отрепьева «в совете» с самого

начала были двое сообщников

-Варлаам и Михаил (в

других источниках _Мисаил )Повадьин. Из двух

названных монахов Михаил был, кажется, бли

же к Отрепьеву. Они вместе

жительствовали в Чудовом

монастыре, оба числились крылощапами. Вместо р

ешили отправиться за рубеж.

Варлаам, по его собст

венным сло­вам, ли

шь присоединился к ним.

Наибольшую осведомленность по поводу

Михаила проявил

автор «Сказания» .Он

один знал пол

ное мирское имя Михаила

—- Михаил Трофимович

Повадьин, сын боярский из

Серпейскп. Автор «Сказания»

неколькими меткими штрихами рису

ет характер Михаила. Когда Отрепь

ев позвал его в се

вернрые украинские

города, Михаил обрадовался, так как был «прост сой

в разуме, не утвержде

н». Сказанное рассе

ивает миф, будто ин

тригу мог затеять Мичаил. Чу-довский чер

нец оказался первым простаком,

поверившим в Отрепьева и испы

тавшим па себе его

гипнотическое влиян

ие.

Варлаам был челове

ком совсем иного склада, чем Михаил. Его искусно составле

нный «Извет» свидетельствует об изощренном уме.

Варлаам Яцкий, по его собствен­ным словам,

постригся «в немощи». Отсюда можно за­ключить, что

он был много старше двадцатилетнего От­репьева.

Несколько помещиков Яцких служили в

Коломен­ском уезде, как и отец Юрия Отрепьева.

Вообще члены этой семьи не отличались благонравным поведением. В коломенской

десятке, где записан был Богдан Отре

пь­ев, против

имени двух Яцких значилась помета: «бегают в

разбое».

Обстоятельства постриж

ения Варлаама Яцкого

неиз­вестны. Во всяком случае, постригся он не в

Москве, а в провинции. Как и други

е монахи, Варлаам немало исхо­дил дорог, прежде че

м осел в столице. Бродячие мон

ахи были повсюду же

ланными гостями, поскольку от

них лю­ди

узнавали всякого рода новости, слухи

н пр. Будучи человеком

острого ума, Варлайм,

по-видимому, п

ервым оценил значение

толков о чудесном сп

асении законного

наследника Дмитрия, захвативших страну.

Бродячее духовенство не слу

чайно стало средой, и ко­торой о

кончательно сформировалась

самозванческая инт­рига. Монахи знали

настроения народа и в то ж

е время были вхожи

в боярские дома. В своей челобитной

Варлаам рассказывал, что поз

накомился с Михаилом в доме Ива

на Ивановича Шуйского. В «Извете» царю В

а­силию Шуйскому

Варлаам по понятным причинам на­

звал лишь имя опального

князя Ивана Ш

уйского, Кем были другие покровители

Варлаама? Кто из них инс

пи­рировал интригу?

Ответит

ь на все

эти вопросы невозможно. Яс

но, что враждебная Борису знать готова была

испробовать любые сре

дства, чтобы покончить

с выборной земской династией,

Чернецы оказались п

одходящим орудием в их руках. Борис Годунов был

опытным и про­з

орливым политиком и его догадки

насчет подлинных инициаторов и

нтриги имели под собой достаточно осно­ва

ний.

Кремлевс

кие монахи и недовольные царем бо

яре не предвидели

последствий де

ла, которое они са

ми же и затеялти. Когда появление «Дмитрия»

вызвало повсеместные восстания чер

ни, они отшатнулис

ь от него и поста­рались доказать свою предан

ность Борису. Рассказ Варлаама о том, что он вп

ервые увидел Отрепье

ва на улице наканун

е отъезда в Литву и послед­ний назвался царевичем только в

Брачиие у Вишневецкого, звучит как неловкая

ложь. «Извет» Варлаама про­никнут страхом,

ожиданием суровой расправы, а это как нельзя

лучше подтверждает предположение, что именно Варлаам

подсказал Отрепьеву его роль.

Слухи о чудесно спасшемся сыне Грозного захлестн

у­ли страну, и инициаторы авантюры рассчитывали ис­

пользовать народную утопию в затеянной игре.

Но они были столь далеки от народа, что их планы

потерпели крушение при первых же попытках практического осу­ществления.

Когда Отрепьев п

ытался открыть свое «царское» имя

сотоварищам по Чудову монастырю, те отв

ечали откро­венн

ыми издевательствами — «он

и же ему нлеваху и на

ймех претворяху». В Моск

ве претендент на т

рон не нашел ни стороннико

в, ни силь

ных покровителей.

Отъезд его из столицы

носил, по-видимому,

вынужденный характер. Григория

гнал из Москвы воца

рившийся там голод, а

также и страх ра

зоблачения.

В своей челобитной Варлаам

Яцкий старался убедить власти, будто он пр

едпринял первую попытку изловить «вора»

Отрепьева уже в Киево-Печорском монастыре. Но

его рассказ не выдерживает критики. В к

нигах московского Разрядного прика

за можно найти

сведения о том, что в Киево-Печерском

монастыре Отрепьев пытался открыть мона

хам свое «царско

е» имя, но по

терпелел такую же

неудачу, как и в мос

ковском Чу­довом

монастыре. Чернец будто прикинулся больным и на духу произнался печерскому

игимену ,что он царский сын , «а ходит бутто

и ыскусс, «с

пострижеп, избогагочи, у

крывался от царя

Бориса...». Печерский

игумен указал Отрепьеву и

его спутникам на две

рь.

В Киеве Отрепьев провел три недели в

начале 1602 года. Будучи изгнанным из Печерского

монасты­ря, бродячие монахи вес

ной 1602 года отправились в ост­рог «до князя

Василия Острожского». Кн

язь Острожкский,

подобно властям православного Печерского монастыря,

не преследовал

самозванца, по велел выгнать его за во­рота. С

момента бегства Отрепьева из Чудова мо

настыря его жизнь представляла собой цепь

унизительных неудач. Самозванец далеко но сразу

приноровился к избра

нной им роли. Оказавшись в непривычном для

него кругу польской аристократии, он часто терялся, казался

слишком неповоротливым, при любом его движении

«обнаруживалась тотчас вся его неловкость».

Изгнанный из Острога самозва

нец нашел прибежище в

Гоще. Лжедмитрий пе

любил вспоминать о времени, проведен

ном в Остроге и Гоще. В б

еседе с Адамом Вишневецким о

н упомянул кратко и неопределенно, будто б

ежал к Острожскому и

Хойскому и «молча там находил­ся». Совсем иначе излагали дело и

езуиты, заинтересовав­шиеся делом «царевича».

По их словам, «царевич» обра­щался за помощью к

Острожскому-отцу, но тот якобы велел гайдукам вытолкать самозванца за ворота

замка.

Два года спустя Острожский попытался уверить

Го­дунова, а заодно и собственное правительство в

том, что он ничего не зна

ет о претенденте па царский трон. Сын Острожского

Янунг был более откровенным в своих «объ­ясн

ениях» с королем. В письме от 2 март

а 1604 года он писал, что несколько лот знал

москвитянина, который называет себя н

аследственным владетелем Московской земли: сначала

он жил в монастыре отца в Дермане, за­тем у

ариан — представителей одной из христианских сект, обос

новавшейся в Польше . Письмо Януша

Острож­ского не оставляет сомнения в том, что уже в Остроге и

Дермане Отрепьев называл себя московским царевичем. Самозванцу надо было

порвать нити с прошлым, и поэто­му он ре

шил расстаться с двумя своими сообщниками,

выступившими главными свидетелями в пользу

его «цар­ского» происхождения. Побег в Гощу к

арианам объяс­нялся такж

е тем, что Отрепьев изверился в возможности

получить помощь от православных магнатов и православ­

ного духовенства Украины.

Покинув сотоварищей, Отрепьев, по словам Варлаама,

скинул с себя и

ноческое платье и «учинился» миряни­ном. То был опрометчивый шаг.

Монах-расстрига тотчас лишился куска хлеба. Иезуиты, и

нтересовавшиеся первы­ми шагами самозванца в Литве, утверждали, что

расстри­женный дьякон, оказавшись в

Гоще, принужден был на первых порах прислуживать на кухне у пана

стал от­правлять арианские обряды, чем с

нискал их благосклон­ность. В Гоще Отрепьев получил

возможность брать уро­ки в арианс

кой школе. По сло

вам Варлаама,

расстриженного дьякона учили «по-латынски и

по-польски». Одним иэ учителей Отрепьева был

русский монах Матвей Твердохлеб, известный

проповедник арианства.

По свидетельству польских иезуитов, гощинские

ариане снискали расположение «царевича» и даже «хотели совершенно обратить

его в свою ересь, а потом, смотря по успеху, распространить ее и во всем

Московском госу­дарстве». Те же иезуиты, не раз беседовавшие с Отрепье­вым на

богословские темы, признали, что сектантам уда­

лось отчасти заразить его ядом неверия. Отрепьев

жил у еретиков в Гоще до марта — апреля 1603

года, а «после Велика дни из Гощи пропал».

Имеются данные о том, что самозванец ездил в

Запорожье и был с честью при

­нят в отряде запорожского старшины Герасима

Евангели­ка. Прозвище старшины указывает на

принадлежность его к

гощинской секте. Если приведенные данные

досто­верны, то отсюда следует, что ариане помогли

Отрепьеву наладить

связи с их запорожскими единомышленниками. Когда

начался московский поход, в авангарде арм

после разрыва с право­славным ду

ховенством, но нанесла его р

епутации огром­ный ущерб. Самозванец не предвидел всех посл

едствий своего шага. В глазах русских людей «хороший царь» не мог

исповедовать никакой иной религии, кроме правосла­вия. Моско

вские власти, заслышав о переходе Отрепь

ева в арианскую в

еру, навеки заклеймили е

го как еретика.

После отъезда из Запорожской сечи ничто не мешало Отрепьеву вернуться в Гощу

и продолжать обучение в

арианских школах. Однако самозванец должен был

ура­зуметь, что он не имеет никаких ша

нсов занять царский троп, будучи еретиком. Столкнувшись в первый раз с

необходимостью уладить свои отношения с

православным духовенством, «царевич» решил искать покровительства у Адама

Вишневецкого, ревностного сторонника

право­славия. «Новый летописец» подробно рассказыв

ает, как Отрепьев прикинулся тяжелобольным в имении

Вишневецкого и на исповеди открыл священнику свое «цар­ско

е» происхождение. История «болезни» самозва

нца, впрочем, слишком леге

ндарна. В отчете Вишневецкого королю

никаких намеков на э

затеянной игре у князя Адама были свои цели.

Вишневецкие враж­довали с московским царем из-за земель. Приняв само­званца,

князь Адам получил возможность оказать давле­ние

на русское правительство.

В конце XVI века от

ец Адама князь Александр за­владел обшир

ными украинскими землями

по реке Суде в

Заднепровье. Сейм з

акрепил за князем Але

ксандром его новые приобретения на правах

собственности. Занятие территории, издавна тяготевшей к Чернигову, при

вело к пограничным столкновениям .

Вишневецкие отстроили городок Лубны, а зат

ем поставили слободу на Прилуцком городи

ще. Адам Вишневецкий унаследовал от отца вмес­те с

новоостроенным

и городками вражду с цар

ем. Дело закончилось тем, что Борис в 1603

году велел сжечь спорные укрепления

Прилуки и Снетино. Люди Виш

невецкого оказали сопротивление. С обеих сторон

были убитые и раненые.

Вооруженные стычки во владениях Вишневецкого м

огли привести к более широкому военному

столкновению. Надежда на это и

привела Отрельенв в

Брачин. Са­мозванец рассчитывал, что Вишневецкий

поможет ему втя

нуть в военные действия против России татар и

запо­рожских казаков.

Борис Годунов обещал князю Адаму щедрую награду

за выдачу «вора». Получив отказ, царь готов был при­бегнуть к силе. Опасаясь

итого, Вишневецкий увез От­репьева подальше от

границы, в Вишневец, где тот

«летовал и зимовал».

В имении Адама Вишневецкого Отрепьев добился

прочного успеха. Магнат велел оказывать

московскому «царевичу» полагавшиеся ому по чину

почести. По сви­детельству

Варлаама, он «учинил его (Гри

шку.) на колес

ницах и на конех и люд

но». Князь Адам имел репутацию авантюриста,

бражника и безумца, но он был известе

н и как защитник православия. Признание со стороны

Вишневецкого имело для Отрепьева неоцени­мое значение. Покровительство князя

Адама сулило са­мозванцу большие выгоды, поскольку эта сем

ья состояла в дальнем родстве с Иваном Грозным.

После того как

Вишневецкий признал безрод

ного проходимца «своим» по родству с угасшей

царской династией, самозванческая интрига

вступила в новую фазу своего развития.

Дальнейшие события достаточно широко освещены в исторической литературе , но

упомяну о них в кратце.

Царствование Бориса не имело успеха в народе.К тому же в начале XVII века на

Россию обрушились неслыханные стихийные бедствия , вызвавшие массовое разорение

деревни. Как следствие , в 1602 - 1603 годах Россия переживала неслыханный

голод. Голодная смерть косила население по всей стране. Правительство Годунова

не жалело средств на борьбу с голодом , но повторный неурожай свел на нет все

усилия. Крестьянская политика Годунова также потерпела неудачу , главным

образом из-за сопротивления дворянства в отношении уступок крепостным. Таким

образом , знать оценила меры царя , но это привело к тому , что популярность

династии Годуновых среди мелкого дворянства стала падать.Это обстоятельство

немало способствовало успеху самозванца. Успехи казацкой вольницы вызывали

глубокую тревогу в московских верхах ; пока тихий Дон служил прибежищем для

беглых , крепостной режим в центре не мог восторжествовать окончательно. Борис

прекрасно понимал это , и его политика в отношении окраины отличалась

решительностью и беспощадностью.

И как раз это обстоятельство помогло Опрепьеву поднять авторитет в глазах

донских народов. 13 октября 1604 года войско самозванца перешло границу . Весть

о появлении «доброго царя» летела впереди «Дмитрия». Дальнейшие события

развивались приблизительно также , как позже они развивались во время восстания

Пугачева : при появлении самозванца под стенами Монастырьевского острога в

городе началось восстание , и «взбунтовавшиеся жители связали воеводу и откыли

ворота вору». Как позже выяснилось к острогу вышел передовой отряд казаков под

предводительством атамана Белешко , в то время , как армия «Дмитрия» под

предводительством Мнишека выбиралась из леса и болот.Далее последовала сдача

Чернигова и Путивля - главного центра Северной Украины. Таким образом ,

вторжение самозванца явилось началом народного восстания при поддержке которого

Лжедмитрий практически беспрепятственно подошел к Москве. Меры , предпринятые

Годуновым были бессильны , даже несмотря на превосходство в военной силе.

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод : Лжедмитрий взошел на трон ,

благодаря умелому использованию создавшегося в России положения , а также

благодаря тому , что в этом были заинтересованы как влиятельные польские

магнаты ,так и русские бояре, преследовавшие свои цели. В любом случае Отрепьев

был лишь пешкой в чужой игре . Это показало его недолгое правление. Произошло

столкновение политических и религиозных интересов Польши с Русскими боярами и

духовенством. Свержение «Дмитрия» послужило началом к изгнанию польских войск.

Если просмотреть историю , то можно увидеть похожие причины появления

самозванцев : тот же Лжедмитрий II или Пугачев (если рассматривать понятие

«самозванец» объективно).

Список литературы:

1. Ключевский В.О. ‘Курс лекций по русской истории’, собр.сочинений,

Москва, 1979.(Том №3)

2. Корецкий В.И. ‘Формирование крепостного права и первая крестьянская

война’, Москва, 1992.(второе издание)

3. Скрынников Р.Г. ‘Самозванцы в России в начале XVII века.’,Новосибирск ,

изд. «Наука».,1989. (основной источник)

4. Скрынников Р.Г. ‘Социально-политическая борьба в русском государстве в

начале XVII века’,Лунинград, 1985.